Перед дождем

(воспоминание о Девочке-с-пышными-волосами и Мальчике-с-грустной-улыбкой)

Он был солипсистом, хотя не знал, как это правильно пишется.

Она была слишком прозрачной, чтобы не танцевать под дождем в июле.

Под вечер он пытался искать смысл жизни, но находил лишь старые фотографии, завалившиеся за шкаф.

Уснув, она обычно рассыпалась на восемь тысяч разноцветных бабочек.

Два раза в день он проходил мимо куска асфальта с выцарапанной надписью «Не наступай ногами! Будь человеком!» Дважды в день он был человеком, что, несомненно, являлось поводом для гордости.

Каждую нечетную субботу она доставала из правого рукава лето, не выдерживала и начинала тихонько петь, шелест ее голоса разносился по окрестным селениям, а жители думали, что это ветер с предгорий.

У него была одна уникальная способность – в любом коллективе умудряться не быть своим. Поэтому он не любил дни рождения: в такие периоды особенно остро ощущаешь одиночество.

У нее на всё было два взгляда: один, которым она провожала перелетных птиц, и второй, который матово поблескивал на веревочке для пенсне.

Когда его знакомили с парнями его бывших девушек, он просто устало улыбался.

Однажды к ней зашел большой корабельный кот, и она до самого раннего утра старательно расчесывала его солидные повести об испанских каравеллах и перуанских вселенных.

Все его рассказы были с грустным началом и безнадежным концом. Об одном и том же человеке. О нем, что логично.

Ей не нужно было смотреть на часы, чтобы узнать, когда эхо с берегов зеленой реки постучит в двери заброшенного храма.

Конечно же, они не могли не встретиться. В воздухе плыл запах городского дождя, опускаясь на их слова и плечи. Он гладил кончики ее пальцев, ощущая их упругое тепло. Она смотрела на восток. В его голосе не было лишних оттенков, когда он отстранился и отчетливо произнес:

- Теперь она ваша.

Нить оборвалась.

- Ты повзрослел, инквизитор, - тихо сказала она. Конечно, она еще помнила, как клинки с молитвами на давно забытом языке, предназначенные ей, вонзались в его тело. Один его шаг влево, подаренные двадцать секунд. Он тоже помнил, как она сливалась с равнодушным небом Виттенберга, неотвратимо уходя от преследования.

В этот раз все было по-другому.

Она попыталась улыбнуться:

- Значит, до встречи.

В его взгляде был полный штиль. Они оба знали, что это конец.

Легкие капли осторожно упали на его лицо.

Это был первый дождь, под которым она не танцевала.